У каждой расы есть своя музыка. Орочьи барабаны войны, мелодичное эльфийское пение (и всем наплевать, что дарнасского никто не знает - красиво же!), воодушевляющие трубы Штормгарда, троллье вуду, варварская, но чарующая музыка тауренов (а вы думали, барабаны на боках кодо так просто, для красоты?), пьяные хоры дварфов. У гномов и гоблинов это звон шестеренок и грохот взрывов, у огров любое ритмичное похрюкивание сойдет за талант, черт, даже давящая тишина гробниц Отрекшихся порой просто волшебна. Кто я, говорите? Бард? Что ж, обычно мой род деятельности зовут именно так. Но я предпочитаю иное звание. Я просто коллекционер. Я собираю мелодии - редкие и не очень, веселые и грустные, барабанные и струнные, Орды, Альянса и всех, кто между ними. Но, ладно, опустим детали. Бард так бард.Жизнь у большинства бардов складывалась не самым лучшим образом, и я исключением не стал. Мой отец - человек, странствующий менестрель, бросивший свои путешествия чтобы заботиться обо мне. Моя мать - эльфийка, какая-то там жрица, в общем, отпрыском она не особо интересовалась. У нее, видимо, были заботы поважнее. В общем, какое-то время я жил с отцом в Голдшире. Он частенько снимал со стены свою лютню и играл мне. Баллады о Титанах, жестоких демонах и отважных героях, о доблести, чести, грязи, предательстве, любви и ненависти, о красоте и смерти. Каждый вечер он уходил петь в городскую таверну - он не много зарабатывал на этом, но нам хватало. В свободное время он учил меня музыке, наукам, что знал сам, фехтованию и многому другому. А потом его не стало. Одним утром он зачем-то ушел в город, велев никуда не выходить и никому не открывать, и не вернулся. Отец, как и многое, о  чем он пел, исчез, не оставив ни намека на то, где он может быть, и почему покинул меня в столь нелегкий час.Сказать, что наступили тяжелые времена - значит не сказать ровным счетом ничего. Голдшир только на первый взгляд казался милым и уютным местечком - набеги бандитов и гноллов, шахты, заполоненные кобольдами, безработица - короче, жители косо смотрели даже на соседей, не говоря уже о чужаках. А теперь представьте там меня, даже не знаю, сколько по вашим меркам мне было тогда лет. Десять, наверное. Меня, оказавшегося между молотом и наковальней - или умереть с голоду, или напороться на клинки ночных патрулей. Я выбрал второе. Именно тогда я и стащил свой первый серебряник. Я учился быть незаметным - уверен, многие думали, что я уже давным-давно уехал из Голдшира. Учился воровать, учился драться, учился выживать. Я крал у бандитов лен, шерсть, еду и медикаменты и продавал все это жителям. Неэтично? Ну, это зависит от того, под каким углом смотреть. Я же не жителей обворовывал.Не самая роскошная жизнь, согласен. Но на большее я рассчитывать не мог. Я продал дом, снимал комнату в Голдшировской таверне и не бросал лютню - играл каждый день. Остались старые записи отца, его дневник, его баллады, стихи и пьесы. Музыка захватывала меня с каждым днем все больше - порой я забывал и про сон, и про еду, нотная грамота стала моим родным языком и порой я ловил себя на мысли, что я даже думаю стихами. Порой люди собирались в таверне просто послушать, как я играю, и, заметив это, я решил завязать с воровством и попытаться зарабатывать музыкой. Люди любили меня - одной мелодией я мог успокоить их, мог воодушевить их, заставить смеяться или рыдать. Ярость, грусть, смирение, восторг - ни один жрец не мог так манипулировать людьми, как это делал я. Каждая нота задевала запыленные струны в душах отчаявшихся людей, давая то, что так было им нужно - веру и надежду. Но со славой вернулись и проблемы. Мгновенно всплыло мое, так скажем, не самое чистое прошлое - и люди отвернулись от меня. Теперь они верили в справедливость - а справедливость в лице капитана стражи утверждала, что я должен быть наказан. Наказан, это, переводя на нормальный язык, вздернут на виселице. Меня заперли в моей же комнате, оставив лишь маленькую щель в ставнях, видимо, чтобы я мог наблюдать за процессом постройки эшафота. Я продолжал играть, и порой люди готовы были простить меня - но страх, страх перед правосудием был сильнее всего остального. Я остался один.Помощь пришла оттуда, откуда я ее вообще не ждал - меня разыскала собственная мать. Она узнала, что отец исчез и пустилась в поиски, намереваясь по пути проведать меня. Стоит ли говорить, что она явно не ожидала увидеть меня в двух шагах от петли. Влияние жрицы Элуны, деньги или пара проломленных черепов - даже этого бы не хватило, чтобы вытащить меня. Но люди устали бояться. Они не могли забыть, что я был вором, кравшим у них в столь трудный час, но то, что я дарил им возможность поверить в себя - это заставило их забыть и о моих прежних грехах, и о страхе перед стражами Штормграда. Они заступились за меня и дали возможность нам с матерью скрыться. Недавно я был в Голдшире - проблем там не убавилось, но теперь люди были готовы с ними бороться. Меня, к счастью или к сожалению, никто не узнал. Казалось бы, мать будет в ярости. Потеряв любимого человека, она едва не потеряла сына - но, наверное, она была уж очень рада меня видеть. Она не была зла на меня - наоборот, она еще и моим навыкам нашла применение. В Тельдрассиле воров называли воинами тени, или как-то так, и мои таланты позволили мне стать одним из них. Эльфы, наверное, единственная раса, которая преподает воровское искусство как чуть ли не самое благородное из всех. Я стал одним из их учеников - постепенно взбираясь все выше и выше по лестнице мастерства. Но и лютню я не забыл. Ведь это была единственная вещь, напоминавшая мне, что в каждом из нас сладко дремлет надежда - в ожидании, что кто-то ее разбудит. Что ж, я не возражал быть этим самым "кем-то".